Часть 2. ЛЕГЕНДЫ. ПРЕДКИ. СЕМЬЯ.

Глава 2.1. О происхождении фамилии Блаженновых. «Дед Пётра»

Пра-прадед Пётр (дед моего деда Сергея Тимофеевича)

Поведал о нем мой двоюродный дед Федор Тимофеевич - его в младенчестве часто оставляли с бабушкой Акулиной, которая рассказывала ему про старую жизнь «в крепости», т. е. при крепостном праве.

«Дед Пётра» (так его называли в семейных преданиях) был искусный плотник, но страдал запоями. Конец запоя его жена (бабка Акулина) определяла по тому, как он просил: «Ну, баба, иди топить баньку и принеси туда побольше квасу». Там он долго парился, много квасу выпивал, и выходил оттуда какой-то просветлённый и тихий. Спрашивал, кто приходил, какие заказы делал и сколько денег обещал заплатить. И сразу, натощак, принимался за работу – делал двери, столы, скамейки, табуретки, вязал рамы. Работал «запоем», прерываясь только на еду (которую приносили в мастерскую) и короткий отдых после неё.

В один из таких периодов «просветления» они с братом Прохором (в семейных легендах - дед Проха) задумали построить ветряную мельницу. В деревне мельницы не было, и на помол ездили за тридевять земель. С мельницей возились долго, даже деревянные шестерни делали сами. Сразу образовались очереди «на помол», и вскоре по общему согласию установили правило: «Больше пуда не молоть!» (если нужно было больше, то только по общему согласию или когда снова подойдёт очередь).

Постепенно фраза «Больше пуда не молоть» стала применяться и в других случаях. Например, когда разговор затягивался, кто-нибудь из степенных мужиков произносил: «Ну, хватит, больше пуда не молоть!».

Впервые я услышал эту присловицу от Дяди Пани (старшего брата мамы) и думал, что это народная поговорка, даже не догадываясь, что она имеет прямое отношение к семье Блаженновых. А разговор-то с дедом Федей состоялся значительно позже встречи с дядей Паней.

Мельница работала довольно долго, вплоть до того знаменитого пожара 1930 года, послужившего причиной нашего переезда на Калдай. Сгорела она довольно быстро. Рассказывают, что жар был такой, что дома загорались через два-три дома. Не успевали выносить вещи из ещё целого дома, как он уже начинал полыхать с крыши.

А крыши-то были сделаны из смолёвых драниц – вспыхивала сразу вся крыша. Над деревней поднялся со страшным рёвом огненный вихрь. Деревня сгорела бы вся (200 домов), но ветер подул в другую сторону…. И история деревни Бобры, как уже упоминалось, разделилась на две «эпохи»: «до пожара» и «после пожара».

Старики говорили, что ничего подобного никогда не было во всей округе. Значительно раньше («ещё при царе») сгорела деревянная церковь, но она стояла на отшибе в «Селе». Загорелась от грозы и горела, как свеча! А было время уборочной страды, народ работал на полях, и когда собрались – тушить уже было нечего.

Про более древних предков сохранились лишь семейные легенды. Например, у прапрадеда Петра отца звали Федотом, он был сыном Калистрата. Этот Калистрат был последним, кто еще назывался Щербаковым, а в конце жизни на деревне его прозвали «блаженным». Прозвища в деревенском быту были (да и сейчас ещё в ходу) более распространены, чем фамилии (фамилии появились относительно недавно вместе с паспортами). Например, рано умершая родная мать отца, Прасковья, прозывалась «трусеина» (хотя фамилия была Филиппова), а «трусеиной» стала потому, что её мать была очень шустрой и по деревне перемещалась трусцой, почему её и прозвали «трусея».

А Калистрата прозвали «блаженным» потому, что повздорил с помещиком на почве его притеснений и различных запретов (луга, леса, пашни). Калистрата заковали в колодки и отправили в застенок на Бобровском хрустальном заводе. Он этими колодками стал бить по углу застенка и развалил его (очень сильный и строптивый был Калистрат). Тогда его связали, били кнутом, отправили в Сибирь, и след его затерялся. А родных стали прозывать, например, так: «Федот, сын Калистрата блаженного».

А Прасковья-то «трусеина» – моя родная бабушка по отцу. Её брат Василий жил на Калдае, справа от нашего дома, и в его бане мы все мылись. Звался он Василий Тимофеевич, а прозвище у него было «шмоня». Был он учителем старших (3-го и 4-го) классов в нашей Калдайской начальной школе.

Похожая легенда сохранилась и у родни со стороны матери - у Карасевых. Их предки имели родовую фамилию Макаровы. Но однажды в семье родились три брата, которых по неизвестным причинам стали называть одного «Дрозд», другого «Карась», а третий остался Макаром. И, так как деревня была рязанская (до революции эта округа входила в Рязанскую губернию) и очень многих мужиков называли Макарами, то прозвища отличали людей лучше, чем имена и фамилии. От них (этих братьев) и пошли Дроздовы и Карасевы.

В соседском доме Федора Тимофеевича Блаженнова жили Дроздовы. Их сын, Панечка Дроздов (так его звали в деревне), закончил где-то юридический факультет и работал в прокуратуре города Владимира, а его друг, двоюродный брат мамы - Шурка Карасев (Александр Васильевич) (оба 1923 г. р.) тоже получил специальность юриста и работал следователем в Ленинграде.

Блаженновых в деревне Бобры было мало. Видимо, что-то с их Y-хромосомой было не в порядке. У прадеда Тимофея, например, было пять сестер (Дарья, Арина, Дуня, Аксинья, Александра), значит, у деда-то Сергея Тимофеевича было пять тёток и ни одного (!) дяди.

Сам Тимофей родил (выражаясь библейским языком) трех сыновей (Лаврентия, Сергея, Федора) и дочь Феклу. Лаврентий рано исчез из поля зрения, и никто не знает, где он обосновался и что с ним случилось; у Федора родились две дочери - Елена и Вера; у Сергея родилось четыре сына: Иван – мой отец, Егор (сын его погиб в 43 г., осталась только дочь Клавдия), Александр (погиб на фронте в 42 г.) и Дмитрий.

Иван родил Сергея, Марию, меня, Льва, Юрия, и у всех трех сыновей родились только дочери. А дочери после замужества меняют фамилии, и род пресекается. Может, этот самый «дед Пётра» что-то такое изменил в фамильном генофонде?

Ненамного лучше и у Карасёвых. Дед Степан (отец матери) «родил» 4-х сыновей: Павла (дядю Паню), Михаила, Герасима, Ивана. У последнего вообще не было детей, у Павла был один, но он еще в младенчестве умер, у Михаила была только одна дочь, так же и у Герасима.

От всего этого «анализа» родословных становится как-то грустно: женские ветви не учитываются, а мужские исчезают как облака в небе - без следа, и тогда все эти «копания» теряют смысл. О моей семье и о моих потомках см. гл. 6.

А про фамилию «Макаровы» можно рассказать много историй. Например, когда Петр I набирал крестьян в Рязанской области для работы на верфи в Воронеже, он не раз удивлялся такому обилию мужиков по имени Макар. И даже, якобы, распорядился впредь всех рязанских называть Макарами, чтобы сразу же по имени рабочего знать, откуда его привели. Такое предание сохранилось в рязанском городе Кадоме.

В нашем университете есть один известный ученый по фамилии Макаров, его отец был ректором ЯГТУ. Я решил покопаться и в его корнях – просто так, «для интересу». В книге о профессорах -сотрудниках университета прочитал, что он происходит из рязанских крестьян (все-таки хорошо, что можно прочитать такое), хотя в этой же книге моё место рождения почему-то не указано – обидно. Хотел бы знать, кому оно помешало.

Очень интересной для меня оказалась справка о значении имен, помещенная в книге Льва Успенского «Ты и твое имя».

Макарий (греческ.) – блаженный, счастливый.
Когда человек ухитряется попасть куда-нибудь в дальнее, не совсем приятное место, про него говорят, что он забрался куда-то, «куда Макар телят не гонял». Это, опять же, про наши мещерские (рязанские) дебри, в которых можно заблудиться и вообще потеряться. Я-то, будучи пастухом, в раннем детстве гонял телят и овец по Калдайским дебрям и знаю, что это занятие не из приятных. Или ещё: «На бедного Макара все шишки валятся»; «Для каждого Макара – своя рубашка ближе к телу».

Про родственных мне Макаровых и родственных им разбойниках Макаровых см. гл. 1.2.

Мой двоюродный брат (наши матери родные сестры) – Владислав Алексеевич Макаров (1930-1992) был пастухом стада телят и коров в Курлове, а впоследствии стал доктором наук, профессором, заведующим кафедрой «Ветсанэкспертизы» Московской ветеринарной академии. Я в шутку говорил ему, что ему крупно повезло – он шел напрямик к своей специальности: пастух – ветеринарный техникум во Владимире – Московская ветеринарная академия – главный ветврач в г. Кунья – кандидат (а затем и доктор) ветеринарных наук – профессор (а потом и зав. кафедрой) ветеринарной академии. На что он отвечал, что он шел и шел своей дорогой, куда она - туда и он: «Я просто не отклонялся и не дёргался, как ты». В чем-то он был прав. Он не знал, что существует китайская пословица: «Счастлив тот, кто знает границы своим желаниям». Я и сам лишь недавно её узнал, но было уже поздно.

А пословица хоть и хорошая, но с многозначительным подтекстом: как их узнать, границы-то эти? Если их делать надёжными, с гарантированным успехом, то они получаются очень узкими. Если же расширить до степени авантюрного абсурда, то возникают проблемы, связанные с безопасностью. Хорошо, если это затрагивает только одного себя, а ведь живем-то всегда в окружении близких и дальних родственников и друзей. И неудачное решение затрагивает жизни их всех.